klezfest 2008
klezfest 2007
klezfest 2006
klezfest 2005
klezfest 2004
klezfest 2003
klezfest 2002
klezfest 2001
klezfest 2000
klezfest 1999
klezfest 1998
klezfest 1997

Человечки, пляшущие на синей луне

Константин Крикунов, «Город»

Клезфест

Клез — мелодия. Фест — праздник. Клезмер — свадебный музыкант. Клезфест — петербургский фестиваль народной еврейской музыки. Таких фестивалей в России больше нет, а за рубежом много.

Каждый год в белые ночи в Петербург слетаются клезмерские музыканты со всего мира — от Подпорожья до Нью-Йорка, от Лондона до Кишинева и Жмеринки… С мандолинами, кларнетами, контрабасами, скрипками. Вся мировая скорбь, все маленькие и великие печали народа проклятого, все страдания и радости народа богоизбранного — в этой щемящей их музыке, языком которой они говорят друг с другом и, говорят, с Богом.

Я был одним из немногочисленных неевреев, который три часа слушал этот рассказ — на заключительном (после мастер-классов, семинаров и проч.) концерте в Доме актера и затем еще шесть часов на идущем вразвалочку по ночной Неве теплоходе «Людмила», зафрахтованном специально для заключительного фестивального аккорда.

Слушал с радостью и любопытством, потому что об этом до сих пор я совсем ничего не знал. Пил водку, чокался пластмассовыми стаканчиками с новыми знакомцами и смотрел, как моя дочка разучивает еврейские танцы и кружит в хороводах — наверное, у евреев они называются как-то по-другому — на каком-то темном причале у залива — с бородатыми дядьками и ослепительно красивыми еврейскими девушками.

Ночь прошла, в блокноте остались написанные корявым (темень и водка) почерком вразборд и наперекосяк обрывки разговоров, картинок, осколки неведомой мне древней культуры, особого, не похожего на ничей другой темперамента, остались мои удивления. А музыку письмом не передать — они и не записывали ее никогда, а просто жили ею.

Дом актера

Дом актера, концерт, полный зал, душно, бисы, ощущение полного духовного единства — казалось, зал вот-вот ринется на сцену — к музыкантам в майках, босоножках, костюмах-тройках, кто в чем, к вокалисткам в серебряных чешуйчатых платьях, с золотыми ресницами и в высоких туфлях чуть ли не из литого прозрачного стекла.

— Однажды Хава пошла в лес погулять… — Евгения Лопатник (Харьков, вокал), Залман Млотек (Нью-Йорк, фортепиано). Что потом случилось с Хавой, не помню.

— Ицик женился, а в кармане ни гроша… — Ефим Заславский, Минск. Судя по интонациям, очень весело от этого было Ицику.

— Младшенькую выдают замуж. Младшенькую! — Анна Каммерлинк, Швеция, вокал. Пронзительно, плакать хочется, а она как будто смеется.

— Я ем невкусные варнечкес (еврейские такие вареники) и из-за этого у меня проблемы с женихом, — Хатуна Романовская, Самара, та самая девушка с золотыми ресницами, в и стеклянных черевичках.

— Если не хватает рифмы в песне, мы напеваем чири-бири-бом, — Аркадий Гендлер, преподаватель из Запорожья, вокал, жизнерадостная скороговорка, слова собственного сочинения, бис!

— У меня есть десять копеек? Что мне с ними делать? Я найду еще 10 копеек, и мы пойдем с девушкой гулять. Только где мне взять красивую девушку? — Матвей Гордон, открытие фестиваля, мальчик лет 14…

Псоя Короленко (Москва) — «Чтобы было весело тебе» — песенка совсем ни о чем, а только для того, «чтобы было весело тебе» — долго не отпускали.

Кишиневский дядька с усами, как у сябров, рвал жилы на смычке. Минут пятнадцать а-капелла раздвалось а-я-я-яй на разные лады. Человечки плясали на синей луне (эмблема фестиваля), девушка визжала, как скрипка:

— Меня зовут Исролик, я ребенок гетто, у меня штаны с заплатками, но давайте будем петь, танцевать и радоваться!..

Я думал про Моисея, его (мои) любимые слова про «выбери себе жизнь и живи»,

про Давида и Вирсавию,

про непонятого и непринятого ими Христа,

про газовые камеры и концлагеря,

про знакомую актрису Дину Ди, которой одноклассники плевали на пальто потому, что у Дины черная кожа, Дина плакала,

про моего трагического друга Константина Симуна (Псой на него очень похож), который постоавил Разорванное Кольцо на Дороге жизни, он теперь в Бостоне, он пишет мне «май не за морями, а за океаном» и звонит в шесть утра, пьян, из мастерской, и плачет,

про то, как они, эти люди живут в разных концах света и поют — в каких-нибудь кишиневских кафешках, на свадьбах в Сан-Франциско и в украинских Домах культуры.

Еще про то, что вдовцы и вдовы не остаются у них неженатыми-незамужними, и что они умеют радоваться и петь, когда горе, а меня же вдавливает в землю, и все вокруг черно.

— Чири-бири-бом.

Теплоход. Соня

Теплоход, и тут все не по-русски: нам, чтобы спеть, надо сначала водки выпить, поговорить. А они только ввалились со своими контрабасами и тут же веселиться, ни для кого, для себя, и танцевать: одна девушка так и протанцевала по всем палубам все пять часов кряду. Танцевала, сложив колечками большой и указательный палец.

— Почему мелодии повторяются?

— Потому что еврейская свадьба длится целую неделю. И мастерство музыканта оценивается богатством вариаций.

— Почему музыка именно свадебная?

— Потому что свадьба для нас самый большой светский праздник. А на других особо не поиграешь. Потому что, чтобы реализоваться, нужно быть вдвоем: мужчина и женщина. Потому что мужчина должен думать о боге, а женщина - обеспечить ему эту возможность. Мы состоим из тела и духа, в браке мужчина — больше дух, а женщина — тело.

Вам все это интересно? Мне — очень. Это Соня рассказывает. Соня Карабинская работает в Еврейском общинном центре. Соня рассказывает, что в этом их центре на Рубинштейна есть библиотека в 10 тысяч томов, всякие детские коллективы и много чего хорошего, жизнь кипит.

Я выпил водки и пошел философствовать с другими. Слышал, пока выбирался из-за стола, как Соню пытал какой-то красавчик с кабельного телевидения.

— Жизнь каждого религиозного еврея строго регламентирована. 613 заповедей, на все случаи, — говорила Соня. Красавчик испугался:

— А покаяться, если что, возможно?

— Нет такого у евреев.

Теплоход. Дымшиц

Валерия Дымшица, директора центра «Петербургская иудаика», я спросил о богоизбранности:

— Если говорить о собственной избранности — безусловно, никакой избранности нет. Если стоит пять человек, и один из них получает по морде — это тоже избранничество. Я человек не религиозный. Давайте лучше о музыке.

Классический клезмерский оркестр — капелла: скрипка, кларнет, контрабас, ударные. Возможны варианты. Достоянием профессионалов клезмерская музыка стала примерно с начала ХХ века. Ее географическая родина — восточная Европа: Россия, Украина, Польша, Балканы… Временная — принято считать, что XVI век, хотя, наверное, все-таки с первого еврея на земле. Теперь все это — world music, эдакий этноджаз.

На тему музыки и евреев Дымшиц рассказал байку. Давние времена. Питерский музыковед Леонид Энтелис читает лекцию «Музыка американских негров и Дж. Гершвин». В середине лекции в первом ряду просыпается старушка и спрашивает:

— Скажите, а что, Гершвин тоже был негром?

На что Энтелис, не задумываясь, ответил:

— Если евреев считать белыми, то нет.

Теплоход. Лиза

Дым, между тем, стоял коромыслом. Скрипки визжали. Дочка разносила евреям бананы и большие зеленые яблоки на пластмассовых тарелочках. Ей, похоже, это нравилось. Большие бородатые дядьки гладили ее по голове.

— О чем эта музыка? — спросил я.

— Я не знаю, о чем, я знаю, для чего. Чтобы веселиться, — ответила Лиза.

— Молодец, — сказал Дымшиц. — Чтобы веселиться и плакать.

Теплоход. Дмитрий

— Бред, что евреи считают, что только они могут попасть в рай, — вдруг сказал мне сосед по столику. Дмитрий Коломенский, бывший школьный учитель русского языка, теперь копирайтер. И продолжил:

— Никакой социальной богоизбранности быть не может. Не они избрали бога, а бог избрал их. Толчком к самоидентификации стали для меня музыка и антисемитизм. Да, не только меня считали евреем, но и я сам считал себя евреем. С пяти лет. Антисемитизм — неизбывная категория.

Теплоход. Фима

— Почему вы не уехали? — задал я традиционный антисемитский вопрос Фиме Черному, композитору из Кишинева, который несколькими часами раньше был конферансье на концерте в Доме актера. Помню, моя однокурсница, девушка с характерной внешностью, когда ее спрашивали в ленинградских троллейбусах «Как, вы еще не уехали?!» — отвечала «Я-то уеду, а вот вы останетесь». Фима ответил просто:

— Я врос в молдавскую землю. Последние несколько месяцев я просыпаюсь утром и сразу сажусь за фортепиано. Мне больше ничего не надо.

Теплоход. И другие

Мы чокнулись. Персонажи стали сливаться. С Адрианной Купер, чей компакт-диск «Детские песни и колыбельные Холокоста» (я напечатал сейчас его название, и мурашки побежали по коже) был номинирован на Грэмми — с Адрианной Купер мы говорили о Нью-Йорке, который сейчас до сих пор «немножко в депрессии» и «дыра в городе осталась», что «немножечко печально». Она рассказывала о своих предках, которые в позапрошлом веке приехали в Америку из Украины, и:

— Ирония в том, что я сейчас привожу-приношу, возвращаю эту культуру из-за океана — туда, где мы родились.

Потом был Псой, который сказал, что он на самом деле человек православный, что язык, который ты изучаешь не как иностранный, а как родной и является твоей родиной, что еврей — это просто метафора открытости и чужести, придуманная Творцом.

Уже запели Одессу-маму и Марусю Климову, уже за каким-то столиком к неудовольствию соседей запели Розенбаума, уже светало, и я сказал, что не хочу больше работать.

Опубликовано в журнале «Город» от 1 июля 2002 года.
Здесь использована авторская редакция